Зов сердца

 

"Никогда – слишком длинное слово…"

Д.Р.Р.Толкиен "Возвращение Государя"

 

Солнце еще не встало, море лежало внизу у подножия скал, как расстеленный на земле серый эльфийский плащ. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь слабыми всплесками прибоя. На дымчатом небе постепенно гасли  серебристые звезды.

У края скалы над морем можно было заметить неподвижно сидящую фигуру. Стройный светловолосый юноша сидел, уткнувшись лицом в колени, погруженный то ли в дрему, то ли в свои мысли, и в светло-серых одеждах почти сливался с окружающим, мирно спящим миром.

Но вот небо на востоке зарозовело, легкие облака окрасились во все оттенки розового и красного. Море из темно-серого стало вдруг голубовато-зеленым, с раскиданными по нему отражениями красно-розовых облаков. Юноша поднял голову, и теперь смотрел на занимающийся рассвет. Проснулись и закричали чайки. Новый день над благословенным Валинором вступал в свои права.

"Чайки, чайки, что вы снова бередите мне душу. Я достиг заветных заокраинных земель, я пришел в страну, куда стремился, о которой мечтал, которая снилась мне, ради которой покинул отца, друзей, родные края. Отчего же я не обрел здесь ни счастья, ни покоя, ни радости?"

Из-за моря выкатился огненно-золотой шар восходящего солнца, и мир вокруг сразу же обрел многообразие красок. Зазеленел бархат травы, среди которой, словно самоцветы, раскинулись цветы всех форм и расцветок. Небо  окрасилось в яркую лазурь, а море стало пронзительно синим. "Как глаза моего отца, когда он смеется, – подумал Леголас, – вот только смеется ли он теперь? Почему ночь за ночью я вижу его стоящим у окна, как тогда, он смотрит мне вслед, а я ухожу в туман все дальше и дальше, мучительно хочу оглянуться и не могу, что-то не пускает, держит. Я прихожу сюда каждый день, встречаю солнечный восход, и в этот час, мне кажется, я ближе к родному Средиземью. Я долго боролся с этими мыслями, гнал их от себя, но я изнемог в этой борьбе."

Своим чутким эльфийским слухом Леголас уловил сзади чьи-то шаги, и многолетняя реакция воина заставила его резко вскочить на ноги, обернуться, и потянуться за спину за оружием. Но рука встретила лишь складки плаща, а перед ним стоял отнюдь не враг.

– Леголас, все войны для тебя закончились много лет назад, пора бы избавиться от привычек тех времен, – с мягким укором произнес Элронд.

– Прости, – Леголас вежливо поклонился, – я стараюсь. 

Некоторое время оба молчали. Леголас догадывался, по какому руслу пойдет дальнейшая беседа, и не спешил начинать, а Элронд подбирал слова для очередного нелегкого разговора, ибо легких разговоров у него с Леголасом в последнее время не получалось.

 

* * *

"Нет, я всегда говорил, что эти эльфы сами не знают чего хотят. Вечно прошлое им милее настоящего, даже здесь, в Валиноре. Ох и странный народ, а Леголас самый странный из эльфов. Все твердил: хочу за море, хочу за море, все уши прожужжал. Но вот, приехали. Жить бы да радоваться, ни тебе орков, ни людей с их вечными проблемами. А красота-то какая, уж на что я гном, и то от здешних лесов на сердце легко и радостно, куда до них Трандуилу с его замшелым царством, ан нет, елей видите ли голубых здесь нет и листья на кленах не краснеют. А чего им краснеть, лето всегда, и хорошо, что лето, вспомнил бы лучше как в ихнем Лихо… тьфу, Эрин Ласгалене осенью по грязи шлепал под холодным дождем или зимой проваливался в сугробы. Элронд с Келебриан носятся с ним, готовы все для него сделать. А он? Ах дома, ах дома… А что дома? У отца в замке ковры давно не выбивал? То ли дело хоббиты, вот милые ребята, всегда у них весело, всегда приятно, трубочку выкурить, стаканчик пропустить. А уж что Сэм в саду выращивает! Цветы – глаз не оторвать. Ромашки вырастил, хотел Леголасу приятное сделать, чтоб значит как дома, а тот как увидел, в лице переменился. Элронд уже с порога стал предупреждать: только не заводите разговоров о Средиземье. А почему не вспомнить, не каждому такая доля выпадает .Нет, воистину, странный народ эльфы," – так рассуждал про себя Гимли, неспешно шагая к дому Галадриэль. Его златокудрая Владычица, его утренняя звезда.  Дурак Леголас, сколько раз он звал его с собой, но эльф только отводил глаза и всегда находил предлог не переступать порога дома бывшей хозяйки Лотлориэна.

                                                               

 

* * *

Леголас задумчиво бродил у кромки воды, теплые спокойные воды ласково касались его босых ног, морской ветер играл прядями пепельно-белокурых волос. После разговора с Элрондом осталось чувство вины. Действительно, его судьба казалась изначально связана с лесными эльфами, и он должен был разделить их участь – остаться в Средиземье и принять не самый завидный жребий жизни эльфа в эпоху людей. Но он стал одним из Хранителей, это дало ему право уплыть в Аман. Так, во всяком случае, Элронд  трактовал пророчество Галадриэль. Разве жить здесь, в Валиноре, не было твоей мечтой? Отринь сомнения и гордись своей участью, и твой отец будет только рад за тебя. Твои друзья сложат о тебе песни и легенды. А печаль и грусть о невозвратном, разве не были они извечными спутниками эльфов, разве не из этих светлых грез рождались лучшие стихи и сказания? Вся древняя мудрость здесь открыта тебе, учись, внимай, и сумеешь взглянуть на мир другими глазами. Наконец, сколько прекрасных девушек   рады твоему обществу. Неужели нет среди них ни одной, любовь к которой заполнит пустоту в твой душе?

Сегодня  он ничего не ответил Элронду, выслушал все и попросил позволения побыть одному, от споров он устал, но забыться и думать о чем-то другом тоже не мог.

"О, светлая Элберет! Сколько раз я пытался открыть и увидеть здешний мир во всей его блистающей красе и благодати, воспринимать каждый день жизни здесь бесценным подарком, как это делают Гимли, хоббиты, Гэндальф, и ты Элронд. Ты ведь знаешь, как никто другой, что я корпел над древними рунами, пытаясь прочесть в них свое предназначение в этой благодатной земле, я научился слагать песни, играть на арфе и лютне, я в совершенстве овладел квенья и умением говорить витиеватые комплименты здешним красавицам. Я ловлю на себе их благосклонные взгляды, и уж поверь, не раз искал покоя и радости в их объятиях. Но я так и не понял для чего и зачем я здесь. Элронд, я не в силах обманывать ни тебя, ни себя. Я хочу вернуться в свой Эрин Ласгален. И будь что будет. Не знаю, кто и где ошибся, я сам или Галадриэль, но не здесь моя судьба."

 

* * *

 

   Красные плетистые розы бросали розоватую тень на белоснежные стены, журчал фонтан, орошая капельками  воды чашечки лилий в бассейне. Белые лилии на голубой воде, словно звезды в вечернем небе. Ундомиэль. Моя Арвен. Элронд тряхнул головой, отгоняя ранящие воспоминания, которые иногда прорывались сквозь щадящую завесу времени. И сразу услужливая эльфийская память подсовывала другие, не столь печальные, но порой заставлявшие его сомневаться в собственной правоте:

 

Элронд сидел в своем кабинете в Имладрисе, обдумывая предстоящий Совет, когда ему доложили, что приехал сын лихолесского короля. Леголас? Но почему не сам Трандуил? Неужели и на сей раз давняя неприязнь к Ривенделлу  взяла верх над суровой необходимостью вместе подумать над судьбами Средиземья? Хотя Элронд и сам  недолюбливал лесного короля, но на мудрость последнего можно было положиться.

По лицу вошедшего Леголаса Элронд понял, что случилось что-то весьма серьезное. Сын Трандуила выглядел  бледным и усталым, а обведенные кругами голубые глаза свидетельствовали, что спать ему не приходилось уже несколько дней.

– Я рад видеть тебя в своем доме, Леголас, но почему не приехал твой отец?

– Достопочтимый Элронд, – лихолесский принц тщательно подбирал слова, – король и повелитель Эрин Ласгален просит извинить его за отсутствие, но десять дней назад целое полчище орков атаковало нас безлунным  вечером. Мой отец был ранен в этой стычке. Жизни его ничто не угрожает, но сесть на коня он не может.

– Что?! – Элронд поднялся из-за стола.

– К сожалению, это еще не все. Сражались все, кто мог держать оружие. С пленником, которого привел Арагорн, остался лишь один страж. Когда к утру мы выбили орков из леса, оказалось, что стражник убит, а пленник исчез. Мы проследили его следы, они вели в сторону Дол-Гулдура, но преследовать было нам уже не под силу.

 "Это называется две новости – одна плохая, другая очень плохая," – подумал Элронд. Но вслух произнес:

– Чего тогда стоит твой Передовой отряд, Леголас? "Золотая молодежь Лихолесья"? Компания мальчишек, думающая о развлечениях? А ты сам? Ты наследник лихолесского трона, пора бы уже … повзрослеть, понимать, к чему обязывает тебя положение. Каким же королем ты станешь, если вдруг… Разве так сложно было догадаться ,что  нападение затеяно ради этой мерзкой твари – Горлума?

Леголас вздрогнул от этих резких слов, словно от пощечины.

– Гэндальф просил нас не быть слишком строгими. Пленник выглядел таким жалким и безобидным, мы даже ловили для него рыбу.

"О, Эру! Рыбу они ловили, рыболовы," – Элронд едва сдержался. Его серые глаза блеснули холодным стальным пламенем.

– Завтра  Совет, ты будешь присутствовать на нем вместо отца. Рассказывать о бегстве Горлума придется еще раз, теперь уже всем. И постарайся быть достойным представителем своего королевства. Кстати, ты уверен, что твоему отцу не нужна помощь?  

Впервые за все время разговора принц поднял свои глаза, похожие на  весеннее небо.

– Отец учил меня обряду врачевания, раньше я не делал этого, но сейчас смог. Все получилось.

– Хорошо, это самое отрадное из всего сказанного тобой, – кивнул Элронд, давая понять, что разговор окончен.

Леголас молча поклонился и вышел.

Что толку было оставлять его на Совет? Чтобы все услышали, как опозорилось  Лихолесье? Да и дома он был нужен. Но Элронд предчувствовал или предугадал решение Совета. Леголас был отважным и опытным воином, великолепным стрелком, а легкий и дружелюбный характер позволял ему ладить буквально со всеми. Кроме того, лихолесский принц не имел честолюбивых и властных устремлений даже в отношении собственного королевства, довольствуясь своим положением скорее первого среди равных, чем наследника трона. Словом, на роль Хранителя подходил идеально, а желание загладить промах и спасти честь Лихолесья не оставляло Леголасу другого выбора.

В то трудное время  Элронд не мучился сомнениями, считая, что общая цель вполне оправдывает средства  ее достижения. Но сейчас…

Здесь, в Валиноре, Элронд изначально опекал сына своего давнего союзника и родича. Их с Келебриан собственные дети были далеко, а Леголас, несмотря на непростые отношения Элронда с Трандуилом, всегда нравился владыке Ривенделла, и его появление в качестве члена семьи в доме Элронда разумелось само собой. Казалось, все должно было быть хорошо, но Леголас никак не мог найти себя в здешнем  тихом, размеренном и благополучном  мире, и страдал от этого. Почему так  случилось? Ответа на этот вопрос Элронд не находил, но к размышлениям о собственной роли в судьбе Леголаса  возвращался снова и снова.

– Хороша Благословенная Земля, где все, похоже, сегодня предаются печали, – раздался рядом знакомый голос. По ступенькам террасы поднимался Гэндальф.

– Я видел Леголаса на берегу, отрешенного и грустного, теперь и тебя, Элронд, нахожу таким же. Что происходит? 

 

* * * 

"Хочу вернуться." От этой мысли, вдруг ставшей совершенно ясной и четкой, Леголас даже опустился на песок. Наконец-то он набрался смелости признаться себе самому. "Хочу вернуться." Но как? Еще никто из покинувших Средиземье в конце Третьей эпохи не возвращался, уплыв за море.

– Валинор – не тюрьма, а возвратиться нельзя только из палат Мандоса, – прозвучал глубокий и мелодичный голос совсем близко. Леголас готов был поклясться чем угодно,  что не слышал шагов, а берег мгновение назад был совершенно пустынен.

Стоявший перед ним был высок и статен, его длинные волосы и окладистая борода были настолько белыми, что казалось, отливали голубизной, из-под густых светлых бровей на Леголаса смотрели проницательные синие глаза, но взгляд их не был строгим, а скорее изучающим, хотя от всего облика незнакомца веяло величием и суровостью. Так бывало смотрел отец, во время тренировок или состязаний Передового. "Нет! – Леголас провел рукой по лицу, – прав   Элронд, так недолго и свихнуться."

Легкая усмешка тронула губы незнакомца, чужие мысли явно не представляли для него секрета, но взгляд остался серьезным и даже стал каким-то сочувствующим.

– Расскажи, как произошло, что ты оказался здесь, в Валиноре, – первым нарушил молчание незнакомец, – сдается мне, кто-то вольно или невольно вмешался в твою судьбу.

 

***

Гэндальф и Элронд медленно шли по аллее сада. Солнце уже перевалило за полдень, но под сенью раскидистых кленов и лип царила приятная прохлада. 

– Скажи,  Элронд, верно ли мне всегда казалось, что Галадриэль и Трандуил не жаловали друг друга?

– Там все сложнее. Галадриэль была влюблена в Трандуила. У людей это называется "как кошка". Его женитьба на Лейриан была для нее горем. Думаю, она отдала бы свое кольцо за право стать королевой Лихолесья. Только вот Трандуил никогда не шел против самого себя.

Однажды, это было уже после смерти Лейриан, я был в Лихолесье на каком-то празднике. Кажется, это был первый праздник, который Трандуил устроил после смерти жены. Все тогда приехали, Келеборн, Галадриэль, мы с Келебриан и детьми. Но я не поклонник шумных празднеств, а в Лихолесье это всегда с утра и до утра, и пошел побродить по саду, хотя где у Трандуила кончается сад и начинается Лес, сказать не может никто. Я вышел к ручью и устроился на берегу в тени какого-то кустарника. И тут пришли они. Я поздно заметил, а сначала и вовсе не придал значения, подумаешь, парочка влюбленных эльфов, что мне до их секретов, а им до меня. Но это были Галадриэль и Трандуил. Если бы я мог, то очень хотел бы забыть все, что она говорила, ибо такие речи не для владычицы кольца Нэнья и хозяйки Лориэна. Слава Эру, Трандуил повел себя достойно, сказал, что будет верен памяти жены, а любовь отдаст единственному сыну. И сколь ни скромен его жребий короля лесных эльфов, но это его выбор, а кроме того, есть Келеборн, его кузен. Я рад, что на квенийском наречии нет слов, которыми Галадриэль встретила эти весьма разумные доводы. Потом она приказала Трандуилу убираться прочь, а сама еще долго сидела и смотрела на звезды. Вода донесла мне ее шепот: "Клянусь Элберет, ты, Трандуил, еще испытаешь мою нынешнюю боль, когда не смерть, не несчастье, а выбор того, кто любим тобою, разлучит тебя с ним навсегда".

Элронд остановился:

– Гэндальф, но не могла же она…

– Околдовать Леголаса и солгать мне? А чего ей могло не хватить, могущества или коварства?

Элронд  молча развел руками.

       

*** 

– Зов Валар должен родиться в сердце. Это не происходит по желанию, своему или чужому, для этого не нужны пророчества. Он должен стать музыкой внутри тебя, именно музыкой, а не разъедающей тоской. Именно музыка влечет за собой, смягчая неизбежность разлуки с прошлым. Твоя душа становится обновленной, открытой для иной жизни.  Тебя могут посещать видения и воспоминания былой жизни, но светлая печаль, окутывающая их, как туман морской горизонт, не ранит тебе сердце, не зовет назад. Любовь, дружба, долг придавали твоей жизни смысл. Но это осталось там, в Средиземье. Твои неоконченные дела, недосказанные слова, несбывшиеся ожидания. Счастлив в Валиноре может быть лишь тот, кто твердо знает, что в прежнем мире все завершено и исчерпано. А разве ты можешь сказать это о себе?

Леголас покачал головой:

– Желание уехать полностью подчинило меня, никаких других мыслей просто не было.

– Но если кто-то вмешался в мою жизнь, кто он? И зачем сделал это?

Незнакомец печально улыбнулся:

– Любовь редко может очиститься от не самых достойных желаний и ревности, даже у эльфов. Тень чужого, страстного и горького чувства коснулась твоей судьбы. Некогда одна воинственная и могущественная эльфийская княгиня безнадежно полюбила скромного повелителя лесных эльфов…

– Галадриэль, – промолвил Леголас. – Галадриэль и мой отец. Я должен был догадаться, но всегда считал эту историю  наполовину сплетнями  и давно забытым прошлым.

– О, женщины умеют ждать, и не забывать раны и обиды, нанесенные их сердцу и самолюбию. К сожалению, изменить уже случившееся не дано никому. Но сейчас ты волен выбирать. Я могу сделать так, что прошлое сотрется в твоей памяти, ты забудешь свою жизнь в Средиземье, свой лес, и тех кого любил и продолжаешь любить. Твоя жизнь здесь станет спокойной, не омрачаемой воспоминаниями. Или ты вернешься, как того хочешь, но никто уже не сумеет предсказать, какую чашу придется тебе испить.

– Если я забуду, то отрекусь от всего, что мне дорого, во второй раз. Забыть – значит предать. Да, я помню, что говорится в старинных книгах об оставшихся – они уступят людям место под солнцем и будут бродить под светом звезд и луны, удалятся в леса и пещеры, и станут подобны теням и воспоминаниям. Но я готов и хочу разделить со своим народом его судьбу, сколь бы ни была она трудна, – эльф с вызовом посмотрел в синие глаза своего собеседника.

– Что ж, – улыбнулся тот, – собственно, я и не ждал от тебя другого ответа. Возвращайся. В Альквалондэ ты найдешь парусную лодку, и тебе останется только поймать ветер в паруса. А я позабочусь, чтобы путь твой не был долог и труден.

– Благодарю тебя, Владыка, – Леголас опустился на колено и склонил голову, так как давно понял, что говорит с одним из Валар.

– Ты честен и отважен, сын Трандуила, и я рад, что у рода Орофера есть достойный наследник.

Леголас почувствовал легкое прикосновение к волосам на голове – то ли руки, то ли ветра. Когда он поднялся с колен, то снова был один на пустынном берегу.

 

* * * 

– Галадриэль. "Увенчанная сиянием". Как же ты могла опуститься до мести?

Вечерний свет падал через круглое отверстие в потолке. Посередине зала, обнесенного колоннами, стояла златокудрая эльфийка, прямая и величественная, словно мраморная статуя. Ее чуть сощуренные светлые глаза смотрели на Гэндальфа холодно и надменно.

– Благодари Эру, что тебе не ведома любовь. Я, Галадриэль, единственная женщина, дерзнувшая открыто примкнуть к Феанору, хранительница кольца Нэнья, я не устояла перед чувством, и была отвергнута. Мне, победившей  искушение Кольцом Всевластия, не хватило сил противостоять искушению отомстить за свою не принятую любовь. Может я и достойна порицания, но только как княгиня эльфов, а не как женщина с любящим  сердцем. Надеюсь, у Владык Запада достанет мудрости понять это, коль скоро нам, эльдар, дарована способность любить. Леголасу я не хотела зла – кто же мог предположить, что благословенные земли Амана станут для него хуже темницы.

Стоявший за одной из колон  и слышавший весь разговор Гимли отказывался поверить собственным ушам. В голове вертелась единственная мысль: "Надо было передушить в Пеларгире всех чаек!".

 

* * * 

И снова Море звало, и в сердце теснились тревога и печаль, но теперь отчаянную решимость заменила спокойная уверенность – на сей раз он не ошибается.

На причале в Альквалондэ с Леголасом прощались друзья. Когда-то их было девять, Хранителей Кольца. Воды великого Андуина давно унесли в последний путь отважного Боромира, обрели покой в земле Шира неунывающие хоббиты Пин и Мерри, упокоился под сводами мраморной усыпальницы Минас-Тирита бесстрашный Арагорн, а еще четверо: Фродо, Сэм, Гэндальф и Гимли радовались жизни на благословенных землях. И только он один, Леголас Трандуилион, единственный из девяти, который все еще не нашел своего места под солнцем Арды. Но сейчас и его сомнения и метания были позади. Он возвращается в Эрин Ласгален, возвращается к отцу, к друзьям, к самому себе. И потому хоть и печальным, но светлым было для него расставание. 

  – Фродо, Сэм, будьте счастливы. Спасибо вам за заботу. Ну куда же мне столько еды на дорогу, лодка не выдержит. Как пахнут ромашки! Я обязательно довезу их до дома, пусть напоминают мне о вас и о времени, прожитом здесь. Гэндальф, старина, не кори себя. Не ты ли говорил, что даже Мудрым не дано все предвидеть? Ты присмотри тут за Гимли, хорошо? Ну не поминай меня лихом, а  поминай меня в Лихолесье. Гимли, друг мой на все времена, вот и с тобой настало время расставаться. Поверь, мне будет очень недоставать тебя, ведь сколько пройдено, сколько пережито вместе. Но не могу я жить здесь, а разве тебя устраивает постоянно видеть рядом несчастного эльфа?  И забудь обо всем, что услышал в ее доме. Пусть ничто не омрачает твоих чувств к ней. Меня утешит сознание, что я оставляю тебя спокойным и счастливым.

Последним был Элронд. Они стояли, молча глядя друг на друга, и не находя слов. Непрошеное воспоминание кольнуло Леголаса в сердце – Трандуил  на ступенях трона, скрестивший руки на груди, и он, Леголас, коленопреклоненный перед своим королем и отцом. Тогда тоже не было слов.

– Улыбнись, Леголас, – Элронд слегка встряхнул его за плечи, – слишком часто я видел печаль и слезы в твоих глазах, но запомнить тебя хочу прежним, каким ты приезжал, бывало, к нам в Имладрис, врываясь словно весенний ветер, принося с собой свежесть лесных трав и аромат цветов.

– Элронд, ты стал здесь для меня отцом, наставником, старшим другом. Благодарю тебя за все. Обещаю …

– Не надо, не надо ничего обещать, Леголас. Просто будь счастлив. Да светит тебе Элберет.

Вот и все. Последние объятия, пожелания, поцелуи. Леголас легко впрыгнул на корму, отвязал канат, поднял руку в прощальном приветствии. Захлопали расправляющиеся на ветру паруса.

На скамье у руля что-то блеснуло. Леголас увидел длинный серебристый лук и колчан с такими же серебристыми стрелами, украшенный серебряными насечками. На древке лука сапфировые буквы древнего румильского алфавита причудливым узором складывались в надпись "Леголас, сын Трандуила". Сразу догадавшись, чей это подарок, Леголас низко поклонился в сторону моря.

Он еще долго  стоял на корме, глядя, как тают в тумане скалы Пелоров. Наконец морская даль поглотила берега благословенных западных земель. Леголас повернулся к востоку, ветер забросил на лицо пряди волос, соленые брызги морской воды смешались на щеках со слезами.

Прощай, Валинор!  

 


Вернуться на главную

Hosted by uCoz